Мелькнуло ключевое слово — «деньги».
— Какие именно деньги? — решил уточнить я.
— Необходимые для текущих расходов, — уклончиво ответил Кулаков, но тут же и надумал больше не темнить. — Ребята, я, собственно, хотел вас спросить: вам интересно заниматься этим или нет? Ваше право отказаться и выйти из игры. Если вы знаете, как это сделать. Сегодня я прикрываю вашу поездку в Германию, завтра прикрою что-то еще. Но если вам хочется остаться один на один с Эльфом… А тут ещё в затылок дышит Ахман, и Мышкин, и Павленко — если хочется, пожалуйста!
— Павел Геннадиевич, это угроза? — рубанул я с плеча.
— Нет, — сказал он, — скорее предупреждение. И вызов. Я просто предлагаю вам доказать, что вы ещё способны сразиться с фигурой масштаба Эльфа, а попутно найти, кто за это заплатит. Мы, ЧГУ — не сможем.
Ну, наконец-то он признался честно! И я уже догадывался, что скажут ребята. Никто из нас никогда не пугался сложных задач. Но сегодня задача стояла сверхсложная, и поддержка ЧГУ нам явно не помешала бы.
— Хорошо, — сказал я, — мы едем к немцам по вашему заданию. Не по заданию же Ахмана нам в самом-то деле ехать! Взрывать центральный офис «Мерседеса» — это как-то скучно. Но у меня только одно условие. Я хочу забрать из вашего сейфа все свои деньги.
— Остальные придерживаются такого же мнения? — поинтересовался Кулаков.
Ребята кивнули, хотя мы даже приблизительно не обсуждали эту тему. Просто мое поведение было для них безусловным примером. Ломать голову над тонкостями никто не собирался.
— Значит, перестали нам доверять?
— А я вообще никогда и никому не доверяю, кроме своих четверых друзей, — сказал Фил.
Я же ответил по-другому:
— Дело не в доверии, дядя Воша, просто эти деньги, например, мне будут нужнее в Германии. Там легче найти, куда потратить или куда вложить.
— Это не патриотично, Крошка, — улыбнулся Кулаков.
— Ну, рядом с теми триллионами, которые мы спасаем для России, наш несчастный миллиончик погоды не сделает, — улыбнулся я в ответ.
И шутка была принята.
Потом оказалось, что Лешка Сазанов уже заварил нам дырку в кузове. Даже успел зачистить и покрыть быстро сохнущей грунтовкой. И все же краску рекомендовал класть не раньше, чем через два часа.
А, уезжая, генерал-майор Кулаков вдруг спросил:
— Ой, ребята, чуть не забыл, вы случайно не знаете, кто такой шлимазл?
Я не знал.
А Циркач неожиданно расхохотался и ответил:
— Шлимазл? Дядя Воша, да он перед вами! Шлимазл — это я.
Оказалось, на идише, точнее даже на одном из жаргонов идиша, «шлимазл» означает «неудачник, разгильдяй, бестолочь». Но что забавно, поведал нам Циркач, едва ли не каждый еврей готов признать, что он и есть шлимазл, и будет страшно веселиться при этом. Потом Циркач развеселился настолько, что начал говорить, откровенно дурачась:
— Дядя Воша, ради Бога, я вас умоляю, раз вы таких элементарных вещей не знаете, может, станете ещё уверять, что Семецкий — это польская фамилия? Слышишь, Фил, он станет меня уверять, что Семецкий — это польская фамилия! Таки нет, она скорее одесская…
— Ах, Циркач, — вздохнул Кулаков, — не своим ты делом занимаешься. Играть тебе надо, на сцене, а не шпионов ловить. А про Семецкого я знаю намного больше вас. И чтобы как-то уровнять сегодня наши шансы на понимание ситуации, — вот, найдите возможность изучить до отъезда. За кордон эту информацию тащить не следует.
И он выдал мне очередную дискету из тех, что идут под грифом «перед прочтением сжечь».
* * *
Леша попросил заехать ближе к вечеру для наведения окончательного марафета и он же обещал отвезти нас в аэропорт, а «юкон» отогнать в этот самый гараж до нашего возвращения. В заранее приготовленной доверенности Циркачу требовалось лишь расписаться.
Рейс у нас был ранний, утренний, а в оставшееся время требовалось успеть сделать довольно многое: решить финансовые вопросы; избавиться от выданного ещё Мышкиным оружия, при этом нигде не нарваться на его сотрудников; обязательно созвониться с Ахманом, подтвердить ему свой вылет и уточнить на всякий случай координаты для связи в Берлине…
А Фил почему-то ещё хотел добраться до Павленко, уверяя, что у того не может не быть своих интересов в Германии, в том числе и связанных с проблемами курдов. И раз уж мы хотим заработать, надо пытаться доить всех подряд.
— Фил, а мы не запутаемся? — спросил я.
— Доверь это мне, — солидно ответил он. — ЧГУ, конечно, нас прикроет, но боюсь, этого окажется мало. Я не хочу сказать, что можно всерьез рассчитывать на поддержку «Корпорации Феникс». Однако, если мы хотя бы будем знать, что не имеем Павленко в стане своих врагов — дышать станет легче.
Я согласился и доверил Филу переговоры с Павленкой. А сам думал о другом.
Мне никак не удавалось забыть ни разу в жизни не виденную Марину Малышеву. С простреленной головой. Что ж это такое в самом деле?
* * *
А потом Циркач дозвонился до Виктора. Но там был не Виктор, а какой-то незнакомый голос. Очень уверенный в себе и тут же начавший спрашивать, кто звонит. Циркач по одним интонациям догадался: милиция. И опять пришлось потревожить приятеля на Петровке
Беда никогда не приходит одна.
Виктора тоже убили. В его собственной квартире. Выстрелом в голову.
Это уже чересчур. Конечно, мы все пятеро были очень многим нужны, можно сказать шли нарасхват.
Но как это влияет на скорость пули?
* * *
Турки — не без помощи других стран и народов — вынесли смертный приговор лидеру курдских террористов Абдулле Аджалану, а кто-то убил при этом простую московскую девчонку и простого московского парня, которые случайно (или не совсем случайно) узнали что-то лишнее. Ребята, ну нельзя же так!
Или — по Эльфу — получается, что именно так и можно? Даже нужно. Романтиков — в распыл.
Вот сволочи!
Скорее всего, их обоих убрали люди Мышкина. А то и люди Павленко. Может быть, боевики Ахмана. Я только знал наверняка, что это не Эльф работал. Юриуш Семецкий на такую ерунду не разменивается. Вообще, он не такой…
И с чего это я взял?
* * *
А Кулаков сообщил нам много интересного через ту дискету. В сущности, становилось очевидным, что Эльф объявил смертный приговор Навигатору. Ох, не хотел бы я оказаться на месте Навигатора!
Да я и на своем-то месте чувствовал себя не вполне уютно.
Первый раз в жизни мне поручали обеспечить персональную охрану, но прикрепляли ни к охраняемую лицу (за неимением такового), а к предполагаемому убийце.
Ничего себе задачка, правда?
Глава шестая. Едут, едут по Берлину наши казаки!
1
— Сделай ещё раз точно так же, — попросил Дитмар.
— Но я очень устала, — взмолилась Ника.
— Ну, а мне как же быть?
— Не знаю… Хочешь я поласкаю тебя лапкой?
— Тогда уж и ротиком заодно.
— Ой, Дим-Дим, ну, ты же знаешь, я так не люблю этого после…
— Вот ты какая!
— А если в следующий раз выиграю я? — хитро прищуривается Ника.
— Я обещаю полностью тебе подчиниться.
— Обещаешь? Ну, держись, негодник! Я начинаю…
* * *
Он вспоминал минувшую ночь своей победы теперь, на корте. Потеряв очередной решающий мяч на её подаче, Дитмар понуро возвращался на заднюю линию.
Они одинаково соперничали в сексе и в теннисе.
* * *
— Сделай ещё раз точно так же, — попросил Дитмар.
Он только что не взял подачу на тайм-брейке и сет был проигран.
— Но мы же договорились, что на этом заканчиваем, — возразила Ника.
— Я помню, просто хочу ещё раз попробовать, я же научился их принимать, а сейчас элементарно нервничал: матч-болл, он и есть матч-болл.
— Хорошо, — сказала она.
* * *
Они жили вместе уже почти двадцать лет, они любили друг друга, но за все это время так и не достигли полной гармонии в сексе. В классическом понимании. Когда-то по молодости лет (теперь уж и не вспомнить!), им удавалась пересекать финишную черту одновременно, но тогда это было не важно, за каждым финишем маячил новый старт, случалась, что и сама порванная ленточка служила стартом к новому сладострастному забегу. Теперь же годы брали свое, и после яркой вспышки финала каждому из них немедленно хотелось расслабиться: либо Дитмар умирал от усталости после двух бессонных ночей, либо Ника была в полном изнеможении, и единственным её желанием оставалось съесть что-нибудь вкусненькое перед сном.
Все это не отменяло их интереса друг к другу, вовсе не отменяло, но секс превратился в спорт. Всякий раз решался вопрос: кто первый? И сошедший с дистанции считался проигравшим. А выигравший составлял меню заключительного этапа по индивидуальному рецепту. Так они и жили: отчаянная борьба, сладостная победа и ещё более сладостная выплата контрибуций. Об одновременном, общем результате, поднимающем на принципиально иной уровень блаженства, они уже и не мечтали. Зачем? Это же абсурд, все равно, что ничья в теннисе. Сетов может быть сколько угодно, но победитель должен быть один.